| |||
| -------- |
|
Но образ-утопия, создаваемый Лужкову столичной прессой, этой
стороной биографии своего любимца не интересуется. Куда легче демонстрировать калейдоскоп превращений: Лужков-стихотворец, дипломат, писатель, спортсмен (морж и футболист),муж молодой жены, заботливый отец, интересный собеседник... В своей профессиональной деятельности химик, аграрник, строитель, торговец и великий градостроитель... В общем- корифей всех наук и специалист всех отраслей, способный к народной смекалке и без труда рассчитывающий параметры трубы Северной ТЭЦ на глаз. ("Товарищ Сталин, вы - болъшой ученый?). Напрашивается и другая параллель. В Древнем Египте, где весь народ был превращен в рабское стадо для правящей жреческо-чиновничьей верхушки, в подневольную, полуголодную рабсилу для строительства дворцов и гробниц знати, фараона тоже возвеличивали. Его рисовали сверхчеловеком, приписывали подвиги вроде единоборства с тысячью врагов, делали врхимудрецом и даже мужчиной фантастических половых способностей, с огромным детородным органом. Но мифологический Лужков - это еще и "свой парень" в пролетарской кепке (где-то это уже было?). Он со строителями может пусппь в ход мат, а в обществе "культурной элиты начать без удержу читать свои талантливые вирши. А когда хочет пошутить, то выражается так: "Как я могу сказать, пойду ли я пить пиво, если не знаю точно, нальют ли мне пиво в кружку или .жидкость похожего цвета?" В другом месте он говорит о своих оппонентах: "...Я у многих, как кость в горле, в может, не в горле, а в заднице, что еще туже - свербит постоянно." ("Тверская, 13", l2.08.93). Ельцин в обществе испанских журналистов тоже шутит насчет вивлизов мочи. Лужков не отстает - на том же уровне юмора. На этом, видать, н сошлись. Но эта же общность сегодня тащит Лужкова в пропасть. И он чувствует это. Поэтому градоначальник сейчас как никогда нуждается в поддержке газетчиков. Впереди - перемены политических декораций и дружить с большим и давним другом Ельцина многим будет не с руки. :Лужков и рвд бы "отмазаться", да если это сделать раньше времени - можно попасть под горячую руку. В том смысле, что по судам никто таскать не ствнет. Просто внезапно сгорит человек на работе и его светлый образ не успеет замутиться в глазах старых товарищей. - Сильно! - ответил Луценко на немой вопрос Андрея. - Но я бы сюда тое-что добавил. Луценко вытащил "гелиополис" Юнгера из дипломата и прочел А ндрею замечал'елъный отрывок:,"Ландфогг удобно возлежал, рвзввлившись в кресле. По обыкновению он был в светлом костюме полувоенного покроя... Он был непомерно толстым - жирные ляжки широко рвстопырены, трехслойный подбородок выпирает над свободным воротом... . По его лицу разлились фальшивое благоволение и невероятная свмоуверенность. Его черты сохранили еще следы былой красоты, они несли нв себе горделивое высокомерие титана власти... При взгляде на эту картинуневольно возникало смешанное чувство удовлетворения и страха, и не вызвало бы никакого удивления, если бы под ней стояла надпись "Сеньор NN, король сахарных плантаций на Кубе в ее лучшие времена". Таков был человек, которого фанатически обожала толпа и чье появление на публике сопровождалось бурей ликования и восторгов. Он излучал неограниченную власть, олицетворял полноту откровенно безудержного животного образа жизни... Он не любил трудиться. Он любил наслаждения и роскошь. Он знал чудовищную власть человека, пролившего кровь. Постоянно вокруг него витал этот дух, усиливая его притягательную силу. И странно было, что он при этом слыл добрым. Нимб доброты и великодушия прочно прилип к нему... И теперь, когда он уничтожал парсов, считалось, что он слишком мягок с ними. Поразительным оставалось, насколько демос мог быть падким ва подобных богов, даже если путь к ним и был логичен... Сначала появились теоретики и утописты..., жившие в строгости, в согласии с разумом и логикой, большей частью праведники, посвятившие себя угнетенным, их счастью и их будущему... Потом пришли практики, победители гражданских войн и титаны новых времен... Их деятельность становилась кульминацией и провалом утопии. Стало очевидным, что утопия - идеальный стимул. И стало ясно, что мир можно изменить, но не его основы, на которых он зиждется. За ними последовали деспоты в чистом виде. Они ковали для масс новое чудовищное ярмо... Старые способы возвращались назад под новыми именами - пытки, крепостничество, рабство. Разочарование и отчаяние множились, росло глубочайшее отвращение ко всем фразам и уловкам политиков... Дух возвращался назад, к культам, начинали расцветать секты, а умы и таланты, замкнувшись в маленьких элитарных кружках, посвящали себя служению прекрасному искусству, поддержанию традиций и эпикурейству. И тогда огромные народные массы отвернулись от них. Вот тут то и всплыли капибаны, которых массы тотчас же признали олицетворением и идолами той животной духовности, что стала их уделом. Они любили своих идолов, и~ напыщенность, высокомерие и ненасытность. Искусство, прежде всего кино..., подготовило почву для их расцвета. Под конец уже не осталось больше ни пошлости, ни бесстыдства, ни ужасов, не вызывающих бурю восторгов. Если предпоследняя команда предавалась роскоши, порокам, буйствам еще внутри своих резиденций и на закрьпых загородных виллах, то послед няя вынесла и~ на рыночные площади и общественные гуляния, напоказ народу... В этом они открыли для себя источник популярности. |
| Дальше |
| Содержание |
| Главная страница |
